ПАМЯТИ Леонида Викторовича Соколова - главного научного сотрудника биостанции «Рыбачий»

«Когда я сейчас, на склоне моих быстротекущих лет, пытаюсь понять, каким же образом меня увлекло на всю жизнь в яркий и завораживающий мир птиц и древнейшую науку о птицах, меня, родившегося в семье филолога и чертежницы, в семье, где в книжных шкафах не было ни одной книги о природе, я вспоминаю один хмурый октябрьский день. В этот день бабушка взяла меня с собой на рынок, который она называла Мáльцевский. Не помню, да наверно и не знал я, что вообще продавалось на ленинградских рынках в эти первые послевоенные месяцы, и какова была цель нашего с бабушкой похода, но то, что я сразу же там увидел, и от чего уже не мог оторваться, были маленькие серовато-бурые птички с розовой грудью и красным пятнышком на темечке. Птички эти бурно суетились в маленьких клетках, непрестанно издавая щебечущие быстрые звуки «чэф-чéче- чэф-чéче». Лишь много позже я узнал, что эти птицы называются чечётки (как искренен народ, давший это точное имя!), что гнездятся они гораздо севернее Ленинграда, и что только во время кочевок в осенне-зимнее время посещают наши ленинградские леса. Хмурый мужик, продававший птиц, называл их малиновками. Разумеется, я пустил в ход всю свою детскую изворотливость, обещая бабушке всё, что может обещать первоклассник во второй месяц своих первых в жизни занятий в школе. Настойчивость моя была вознаграждена, и с рынка я шагал взбудораженный, с клеточкой в руках, где всё так же перепархивала, тыкалась клювом в прутья клетки и «чебетала» псевдомалиновка.

За первой птичкой последовали другие, сначала более эффектные, чем чечетки (снегири, чижи, щеглы), затем более трудные для домашнего содержания (московка, зарянка, черноголовка), и постепенно я понял, что только живя с птицами нос к носу, лицом к лицу, можно их по-настоящему понять и проникнуться тем особым чутьем, когда даже на улице грохочущего современного города, среди тысяч техногенных звуков, мозг мгновенно реагирует на позывку чижа, сидящего на березе за квартал от тебя, или на короткое цыканье певчих дроздов, проносящихся осенью в ночном небе над всеми нашими архитектурными громадами и бесконечной паутиной натянутых проводов.
Неистребимый воспитанием и обществом интерес к птицам постепенно переходил к более широкому знакомству с биологией, и вскоре на моих книжных полках уже стояли не только популярные книги А.Н. Промптова, Л.Б. Беме, Е.П. Спангенберга и Г.П. Дементьева, но и «Орнитология» Л.М. Шульпина, «Эмбриология» Л. Барта и «Факторы эволюции» И.И. Шмальгаузена. Мое увлечение птицами не встречало полного сочувствия у моей семьи (они почему-то хотели видеть меня архитектором), но, к их чести, они и не препятствовали моим занятиям в этом отношении».